Поучаствовал (развлечения ради) в переводе группы комиксов с английского языка на более русский. Ранее переводил только знакомоконтекстные тексты, технические, рабочие письма, немного художественных книг, причём только для себя, не публично.
Однако, был удивлён количеством внешних ассоциаций, вызываемых вроде бы простыми и незамысловатыми фразами. Чуть ли не каждое слово тянуло за собой изрядный пласт чужого, незнакомого контекста.
Задумался слегка над теорией адекватности перевода. Какие при оном проблемы? По сути одна: несовпадение спектра понятий автора и читателя.
Грубо можно разделить это на два аспекта:
- отсутствие у читателя даже аналога понятию, употребленного автором
- наличие аналога, но несовпадение контекстов употребления оного
Первый аспект часто встречаем при переводе между неравноценными, либо существенно различными языками. Неравноценны, скажем, языки образованного взрослого и ребёнка, горного племени и “белого шерифа”, социальная дифференциация туда-же. Существенно различными были бы языки homo sapiens sapiens и представителя более других рас; быть может европейца и азиата (но я с азиатскими языками пока не сталкивался, хотя было бы довольно любопытно практически оценить расхождения). В конце концов – у каждой субкультуры (программерской, к примеру) имеется базис своих уникальных понятий, не поддающихся переводу, но лишь приближенному объяснению.
Второй аспект в нашей жизни встречается принципиально чаще. Вряд ли можно найти на этой планете пару человек, у которых одно слово вызовет один и тот же фрактал контекста. Но ежели у большинства носителей одного языка на изрядное количество слов этот фрактал до некоторого уровня вглубь и вширь довольно схож, то у представителей даже похожих (скажем, европейских) культур одно и то же понятие вызовет весьма различные ассоциации.
Первый аспект, как мы можем наблюдать на примере детей, со временем преодолим. Есть, кстати, забавная теория, гласящая о том, что наибольшего прогресса как общество в целом так и отдельные личности достигают именно во времена непосредственно следующие за столкновением с неравноценной (понятийно более богатой) языковой культурой. Первоначально, отмечается процесс семантической редукции текста, при которой проистекающая из “бОльшего” языка модель мира свертывается/упрощается до уровня языка “меньшего”. Параллельно с этим начинается процесс аккумуляции непереводимых текстовых включений, кои со временем начинают “развертывать” язык носителя.
За счет чего происходит прогресс?
- Оптимизация. То, что раньше если и выражалось, то немалой фразой, теперь одно слово. Легче оперировать более высокоуровневыми понятиями. Наиболее зрелищный пример тут даёт математика – сколько уже там было революционных прорывов, характеризующихся переходом ко всё более и более компактной нотации. Да и в физике, скажем, показательна нобелевка, врученная Фейнману за идею компактного графического отображения того, что ранее описывалось лишь сложными формулами. С другой стороны, высококомпактный язык программирования J не сказать, чтобы наголову превосходил своих менее компактных сородичей.
- Иллюстрация. То, для чего не было слова, раньше как то и не замечалось. В лучшем случае описывалось каким метафизическим загибом. Ныне же есть слово, а значит и объект этим словом поименованный. А где объект, там и работа с оным.
Показателен пример индийских миссионеров в деле насаждения буддизма в Тибете. Бедный тибетский язык оказался не способным предоставить адекватного перевода терминам из санскрита. Тогда миссионеры решили обогатить оный, причём путем перевода не банально слов, но их частей. По сути, на обладающие привычной логикой структуры тибетского языка был “нанизан” понятийно более богатый санскрит. Этот двухсотлетний эксперимент оказался предсказуемо успешным.
Второй аспект (различие контекстов) вряд ли может быть существенно преодолен, но этого и не требуется. Говоря, мы вкладываем в свои слова великое множество смыслов, но не требуем от слушателя осознания всех. Достаточно лишь основных, базовых ветвей фрактала. А это уже вполне достижимо. Талантливый переводчик способен подменить “чуждый” контекст, вложенный в текст автором на более “родной”, заимствованный из культурной базы читателя.
Любопытна хитрость, используемая в современных мультиязычных автоматических переводчиках дабы уменьшить количество необходимых в работе словарей с числа n(n-1) (где n число поддерживаемых языков) до 2*n. Перевод первоначально осуществляется в некий промежуточный язык (n словарей – с каждого языка в оный), а потом из промежуточного в конечный (ещё n). Встаёт довольно творческая задача о построении достаточно богатого промежуточного языка. Попытка “склеить башню Вавилона”.
Оказывается, что ещё в 1629 году, Декарт занимался задачей построения универсального “философского” языка, коий был бы способен обновить человеческое мышление: “нечто вроде логического ключа человеческих понятий, пользуясь которым можно было бы по некоторым правилам вывода чисто формальным путем получать новое знание, истинность которого заранее гарантируется философским характером языка”. Наивно?
Любопытен также и обратный проект – искусственная деградация естественного языка, великолепно описанная Оруэллом.
Таких попыток были сотни, и провал каждого из этих “новоязов” проходит вовсе не без пользы: “язык Луллия не стал языком религиозной гармонии, но создал язык на основе комбинаторики, где уже могло существовать слово «компьютер». Язык Вилкинса тоже потерпел неудачу как универсальный язык, но, в то же время, он создал все современные категории естественных наук. Язык, предложенный Лейбницем, также потерпел неудачу, но стал основой для создания современной формальной логики.” (Умберто Эко).
“human behavior is determined by the structure and lexicon of the language in which the person in question actually thinks”, писал Сепир. На чем бы thinks мне, дабы behavior эффективнее стало?